— А лорд Робин Холлоуэй?
— Младший сын маркиза Блисби и совершенно испорченный мальчишка. Денег полно, а мозгов нет. В прошлом году убил противника на дуэли.
— Лорд Иглтон?
— Щеголь, зануда и серость.
— Мог бы такой понравиться Элинор?
Александр изумленно воззрился на Сандмена.
— Не говори глупостей, Сандмен, — сказал он, зажигая очередную трубку. — Она бы и двух минут его не выдержала!
Он наморщил лоб, словно пытался что-то припомнить, но что именно — он так и не вспомнил.
— Скажи, что ты знаешь о «Серафим-клубе»?
— Никогда о нем не слышал, но, судя по названию, это сообщество возвышенных духом священнослужителей.
— Ничего общего, поверь. Что означает слово «серафим»?
— Серафимы, Райдер, — высший ангельский чин. Их также считают покровителями любви. А теперь я могу с твоего позволения вернуться к беседе с мисс Гуд?
Лорд Александр засиделся за полночь, напился и стал многословен. Ушли они из «Золотого снопа» с лордом Кристофером, которому пришлось его поддерживать — тот пошатывался и возвещал о вечной любви к Салли. Сандмен пошел спать, не представляя, как встанет вовремя, чтобы успеть к отправлению кареты. Однако вот он ехал в ней, и летний денек выдался на славу, лучше не пожелаешь.
В полдень карета с грохотом выкатила на главную улицу Мальборо. Почты дожидалась небольшая толпа, Сандмен протолкался сквозь нее и спросил у носильщика, как добраться до поместья графа Эйвбери. До Карн-Манора рукой подать, ответил тот, прямо через реку. Всего полчаса хода. Сандмен направился на юг, дошел до высокой кирпичной стены, и, следуя вдоль нее, вышел к сторожке и запертым чугунным воротам. Отсюда было видно, что в глубь поместья вела посыпанная гравием дорожка.
У сторожки висел колокол, Сандмен несколько раз позвонил, но не получил ответа. Зубцы по верху ворот выглядели устрашающе, поэтому он вернулся и дошел до росшего впритык к стене вяза, по которому было легко взобраться. Помедлив на миг на стене, он повис на руках и спрыгнул в парк. Он прокрался к дорожке, готовый к тому, что его перехватит лесничий или другой слуга, но никого не увидел и спокойно прошел по дорожке сквозь березовую рощицу.
На другой ее стороне перед ним наконец открылся Карн-Манор — красивый каменный особняк с тремя высокими фронтонами по фасаду и увитыми плющом окнами.
Сандмен пересек посыпанную гравием широкую площадку перед особняком — на ней разворачивались экипажи — и поднялся на крыльцо, украшенное по обеим сторонам высокими застекленными фонарями. В левом фонаре одного стекла не хватало, в чаше подсвечника свили гнездо птицы. Сандмен дернул цепочку звонка и стал ждать.
Резкий стук с правой стороны заставил его отступить. Он увидел человека, который пытался открыть окошко с освинцованными стеклами в ближнем к крыльцу помещении. Раму, видимо, заело, но наконец она со скрежетом распахнулась, в окошко высунулся мужчина лет пятидесяти и сердито объявил:
— Дом закрыт для посещений.
— Я так и предполагал, — сказал Сандмен. — Вы его светлость?
— Разве я на него похож? — произнес мужчина раздраженным тоном.
— У меня к его светлости дело, — объяснил Сандмен.
— Дело? Дело? — переспросил мужчина, будто в жизни не слышал этого слова.
— Дело деликатного свойства, — ответил Сандмен многозначительным тоном. — Я капитан Сандмен.
Мужчина скрылся, а Сандмен принялся ждать.
С другой стороны крыльца со скрипом открылось окошко, выглянул все тот же слуга и требовательным тоном спросил:
— Какого полка капитан?
— Пятьдесят второго пехотного.
Слуга снова исчез.
— Его светлость желает знать, — снова возник он в первом окне, — сражались ли вы со своим полком при Ватерлоо.
— Сражался.
Мужчина пропал, Сандмен услышал лязг отодвигаемых засовов, и дверь наконец со скрипом отворилась.
Слуга небрежно поклонился:
— Капитан Сандмен, прошу сюда, сэр.
За дверью был вестибюль, обшитый панелями темного дерева. Слуга повел Сандмена коридором и длинной галереей, где по одну руку тянулся ряд окон, задернутых бархатными шторами, а по другую висели на стене картины.
Слуга открыл дверь и доложил:
— Капитан Сандмен.
Он оказался в просторной комнате. Солнце заливало своими лучами огромный стол, густо покрытый разноцветными пятнышками, которые Сандмен поначалу принял за цветы или лепестки. Затем он понял, что это тысячи игрушечных солдатиков из свинца. Стол представлял собой макет долины, где разыгралась битва при Ватерлоо. Сандмен в изумлении разглядывал этот макет девяти с лишним метров длиной и шести шириной. За приставным столиком две девушки раскрашивали солдатиков. Тут непонятный скрип заставил его глянуть в сторону южного окна, и он увидел графа. Его светлость сидел в инвалидной коляске, а скрип издала колесная ось, когда слуга развернул кресло лицом к посетителю.
Граф был облачен в старомодное платье, какое носили во времена, когда мужчины еще не обратились к сдержанным черным и темно-синим тонам. На нем был камзол травчатого шелка красного и синего цвета с широкими манжетами и большим воротником, на который низвергался водопад кружев.
— Вы ломаете голову, — писклявым голосом обратился он к Сандмену, — каким образом солдатиков ставят в середину стола, не так ли?
Ни о чем таком Сандмен не думал, но теперь это и вправду его заинтересовало, поскольку дотянуться до середины огромного стола было решительно невозможно.
— Каким, милорд?
— Бетти, милочка, покажи ему, как это делается, — распорядился граф.