Одна из девушек положила кисточку и нырнула под стол. Раздался глухой стук, изрядная часть долины поднялась в воздух, и под ней появилась ухмыляющаяся Бетти.
— Это макет Ватерлоо, — с гордостью объяснил граф.
— Вижу, милорд.
— Мэддокс передал мне, что вы служили в Пятьдесят втором. Покажите, где стоял ваш полк.
Сандмен обогнул стол и указал на батальон красных мундиров на гребне холма.
— Мы были вот тут, милорд.
Макет и вправду был изумителен. Он показывал расположение двух армий перед началом сражения. Сандмен даже различил свою роту и предположил, что крохотный всадник перед шеренгами изображает его самого.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил граф резким тоном.
— Только тому, милорд, — Сандмен еще раз поглядел на макет, — что в тот день я не был на коне.
— Что за рота?
— Гренадеры.
Граф согласно кивнул и заметил:
— Поставлю вас вместо конника пехотинцем.
В скрипучей своей коляске он обогнул стол и подъехал к Сандмену:
— Скажите, не потому ли Бонапарт проиграл битву, что затянул с началом?
— Нет, — коротко ответил Сандмен.
Теперь граф был рядом и мог взирать на Сандмена снизу вверх. Глаза у него были темные, печальные, с покрасневшими веками.
— Кто вы такой, черт возьми? — проворчал он.
— Я от виконта Сидмута, милорд, и…
— Кто такой виконт Сидмут, черт возьми?
— Министр внутренних дел, милорд. — Сандмен предъявил доверенность, но граф отмахнулся. — Верно ли мне сказали, милорд, — продолжал Сандмен, — что слуги из вашего дома на Маунт-стрит теперь находятся здесь? Я бы хотел побеседовать с одной служанкой.
— Вы намекаете, — угрожающе произнес граф, — что Блюхер подоспел бы скорее, атакуй Бонапарт раньше?
— Нет, милорд.
— Значит, он бы выиграл битву, если б атаковал раньше, — настаивал граф.
Сандмен посмотрел на макет — впечатляющий, подробный и совершенно неправильный. Начать с того, что утром, еще до атаки французов, все были в грязи с головы до ног, потому что накануне главная часть армии притащилась назад из Катр-Бра и заночевала под открытым небом, с которого лило как из ведра. Сандмен вспомнил раскаты грома, вспышки молний и всеобщий ужас, когда несколько лошадей сорвались с привязи и стали носиться среди насквозь промокшего войска.
— Так почему же Бонапарт проиграл? — сварливо вопросил граф.
— Потому, что бросил кавалеристов в атаку без поддержки пехоты или артиллерии.
— А почему он ввел кавалерию в бой именно тогда, не раньше и не позже? Отвечайте-ка.
— Он сделал ошибку, милорд, даже самые лучшие генералы порой ошибаются.
Граф нетерпеливо похлопал по подлокотникам коляски:
— Бонапарт не совершал бесполезных ошибок. Он, может, и был мерзавцем, но умным мерзавцем. Итак, почему?
Сандмен вздохнул:
— Наш строй был прорежен, мы занимали оборону на противоположном склоне холма. По-моему, нас даже не было видно. С французской стороны могло показаться, что мы просто исчезли. У них перед глазами был пустой косогор, они, должно быть, решили, что мы отступаем, и ринулись в атаку. Могу я спросить вашу светлость, что случилось с горничной вашей жены на Маунт-стрит?
— Жены? У меня нет жены. Мэддокс!
— Милорд? — Слуга шагнул к коляске.
— Принеси-ка, пожалуй, курятины и шампанского, — распорядился граф и сердито взглянул на Сандмена: — Вы там были, когда императорская гвардия пошла в атаку?
— Был, милорд, от залпов, возвестивших о начале первого наступления, до самого последнего выстрела.
Граф поежился и неожиданно произнес:
— Ненавижу французов. Мерзкое племя. При Ватерлоо, капитан, мы стяжали славу!
Сандмену довелось встречать людей, подобных графу, — помешанных на Ватерлоо и стремящихся вызнать о каждом памятном миге того страшного дня. Их всех объединяло одно: никого из них не было на поле битвы.
— Сколько раз французская кавалерия шла в атаку?
— Мне бы всего лишь хотелось узнать, милорд, перебралась ли сюда из Лондона горничная по имени Мег.
— Откуда мне, черт возьми, знать про слуг этой стервы? А вам-то это зачем?
— Один человек, милорд, сидит в тюрьме и ждет казни за убийство вашей жены, тогда как есть серьезные основания считать его невиновным.
Граф начал смеяться. Смех зарождался в глубине его узкой груди и вызывал слезы у него на глазах. Он извлек из-за кружевной манжеты носовой платок, вытер глаза и хриплым голосом произнес:
— Значит, она даже смертью своей причинила зло? О, моя Селия хорошо преуспела во всем дурном. — Он снова сердито посмотрел на Сандмена: — Итак, сколько батальонов императорской гвардии пошли на приступ?
— Меньше, чем было нужно, милорд. Что случилось со слугами вашей жены?
Граф пропустил вопрос мимо ушей — в эту минуту на край стола поставили курицу и шампанское. Он подозвал Бетти нарезать курицу и, пока она это делала, обнял ее за талию. Поглядев на Сандмена слезящимися глазами, он сказал:
— Мне всегда нравились женщины молодые. Молодые и нежные. Эй, ты! — обратился он ко второй девушке. — Налей-ка шампанского, детка.
Девушка подошла с другой стороны и стала наполнять бокал, а он тем временем запустил руку ей под юбку.
Граф проглотил курицу, вылакал шампанское и отпустил девушек, похлопав каждую по мягкому месту.
— Мне говорили, французская кавалерия ходила в атаку раз двадцать, не меньше. Это правда?
Перед Сандменом, глядевшим в окно, возникли картины из его снов. Французская кавалерия лавиной накатывает вверх по склону на гребень, что удерживают англичане, кони скользят на сырой земле. В жарком дымном мареве возникают все новые и новые всадники, налетают на британские позиции, британские знамена окутаны дымом.